(Рассказ путешественника по Святым местам А. Н. Муравьёва)

Обитель Валаамская, на пустынном острове Ладожского озера, давно привлекала моё внимание как одна их древнейших в России. С большим вероятием можно отнести житие её основателей — преподобных Сергия и Германа ко временам княгини Ольги. Первая искра христианства блеснула русскому Северу с Валаама, и остров сей стал распространителем пустынножителей в полнощной стране. Отшельником Валаама был преподобный Савватий. Увлекаемый далее на север жаждой одиночества, сей великий труженик стал одним из основателей обители на Соловецких островах во льдах Белого моря. Ещё одним славным подвижником Валаама стал в конце XIV века преподобный Александр Свирский. Многие годы спасался он в уединении острова, смежного Валааму, где до сих пор показывают его пещеру, иссечённую в скале, пока Горний Глас не воззвал его на основание собственной пустыни на берегу Свири.

...Скоро показалась вдали гряда островов, окружающих Валаам. На одном из них стоит часовня во имя Чудотворца Николая; в её стеклянном куполе горит лампада, как священный маяк для направления плывущих. Следуя по широкому протоку, мы наконец увидели белую ограду и сам монастырь, резко выделяющийся из лесной чащи.

Двойной ряд келлий окружает летний собор во имя Спаса Преображения, где в нижнем храме почивают под спудом в богатой серебряной раке мощи преподобных Сергия и Германа. Зимний собор, посвящённый Успению, прилегает к ризнице и библиотеке. На святых вратах — церковь апостолов Петра и Павла и малый придел близ собора во имя Чудотворца Николая. С колокольни открывается весь лесистый остров с другими островами, ему прилежащими, и пространная пучина озера.

Церковь праздновала на другой день нашего приезда память благоверной княгини Ольги. Умилительно было на Ладожской пустыне прибегать к молитвам святой жены, обнимая мыслью огромное царство, обязанное ей первыми лучами христианства.

Из собора посетили мы игумена. Он принял нас ласково и благословил осмотреть всё любопытное на Валааме. Мы осматривали пустынь, следуя в лодке по каналу, который разделяет остров на два: собственно Валаам и Скитский. Острова вместе имеют до тридцати вёрст в окружности и поросли глухим лесом. Около них ещё несколько островков принадлежат монастырю, доставляя ему обильный сенокос. Домашний скот запрещён на Валааме, и там нет зверя, кроме оленей, забежавших по льду с Финского берега.

В роще Скитского острова, на возвышенной поляне, нашли мы малую церковь всех святых и около неё несколько хижин, составляющих скит неусыпаемых. Там никогда не прерывается чтение псалмов, и восемь отшельников сменяются каждые два часа. Церковь была отперта, и внутри неё слышался голос чтеца: бледный, изнурённый, он стоял перед аналоем. Мы вошли тихо, — не заботясь о живых, он продолжал Псалтирь за усопших.

За версту от скита, в лесу и болоте, мы посетили одного отшельника в келлии, прежде принадлежавшей игумену, где он оставил в наследство её новому жителю гроб, им самим устроенный для временного отдыха при жизни и для вечного — по смерти. В летнее время множество комаров не дают покоя в этом приюте, но пустынник уверял нас, что они ему полезны, высасывая лишнюю кровь.

Вечером мы снова посетили игумена. Он завёл беседу о душевной пользе уединения. Когда, рассуждая о различных путях к спасению, я сказал: "Как оно трудно!", он отвечал: "Согласен, что трудно, но и стыдно, если не спасёмся; ибо какой ответ дадим перед язычниками, во мраке жившими до Искупления, — мы, столь ярко озаренные Светом Евангелия, открывшего нам пути к Царствию".

Мы воротились от игумена в те келлии, где в августе 1818 года благочестивый император Александр два дня удивлял своим смирением отшельников Валаама. Оставив свиту, приплыл он в монастырь. Братия, созванная по звуку колокола, нашла Государя на церковной паперти. Несмотря на поздний приезд, он ранее всех поспешил к утрене и смиренно стал между иноками, отказавшись от царского места. Желая видеть пустынные подвиги отшельников, он посетил их келлии, с иными беседовал, с другими молился и, умилённый духовным состоянием обители, щедро наделил её своими милостями. Память кроткого монарха священна Валааму.

На следующее утро за ранней обедней увидел я при мощах преподобных Сергия и Германа изнурённого инока. Мне сказали, что он молчальник и уже восемь лет положил на себя обет безмолвия, беседуя только на исповеди с духовником.

Я спешил воспользоваться благоприятным ветром для обратного плавания. Некоторые из монахов пожелали проводить нас до устья протока, и лодка уже была готова отчалить, когда на горе показался игумен. Он шёл на сенокос разделить сельские труды с братией, ибо никто не уволен от них на Валааме; даже схимники работают в толпе молодых послушников, подавая им благой пример.

Меня тронуло благосклонное внимание старца, и, напутственные его молитвой, достигли мы крайнего острова и взошли в часовню святителя Николая, где усердные иноки отслужили для нас молебен Чудотворцу. Расставаясь на той грани, где для них кончается мир, я подумал, как суетны и жалки должны мы были казаться этим отшельникам...